Петропа́вловск-Камча́тский .
Петропа́вловск-Камча́тский — город на Дальнем Востоке России, административный центр Камчатского края.
Население — 179,2 тысяч человек (2011 год). Расстояние от Петропавловска-Камчатского до Москвы — 8200 км. Петропавловск-Камчатский — место дислокации базы Тихоокеанского флота. Седьмой по величине город на Дальнем Востоке.
Основание города
Один из самых старых городов на Дальнем Востоке. Первыми из Московского царства сюда добрались казаки в 1697 году. Казаки в Авачинской губе, рядом с камчадальским селением Аушин, что на берегу Авачинской бухты Тихого океана, заложили лабазы для хранения ясака и основали острог. Через сорок три года, по составленным ранее картам Камчатской земли, сюда прибыла на двух пакетботах 17 октября 1740 год Вторая Камчатская экспедиция 1733—1743 гг. под руководством Витуса Беринга и Алексея Чирикова. Название Петропавловский острог получил от имён кораблей-пакетботов «Святой апостол Пётр» и «Святой апостол Павел».
Авачинская губа на Камчатке уже давно обрела славу одной из лучших гаваней мира. Еще в конце XVIII века известный русский мореплаватель Гавриил Сарычев писал: "Нет нужды выхвалять ее положение. Известно всем, что она почитается наилучшей в свете из всех от натуры произведенных". Аналогичные характеристики ей давали и многие участники знаменитых русских кругосветных плаваний начала XIX века. В середине XIX века генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев (впоследствии граф Муравьев-Амурский) отмечал: "...Я много видел портов в России и в Европе, но ничего подобного Авачинской губе не встречал". Немало восторженных отзывов об Авачинской губе имеется и в иностранной литературе. Поэтому открытие русскими Авачинской губы можно смело назвать одним из самых полезных географических открытий русских на Дальнем Востоке.
На вопрос, когда это важное открытие было совершено, долгое время никто достоверного ответа дать не мог. Одни полагали, что первым вблизи Авачинской губы смог побывать торговый человек Федот Алексеев Попов, участник знаменитого плавания Семена Дежнева с Колымы на Анадырь 1648 года: он-де смог первым из русских в 1649 году обогнуть южную оконечность Камчатки. Другие склонны были считать, что первым из русских южную оконечность Камчатки обогнул в 1656 году казак Михаил Стадухин и, следовательно, мог побывать у входа в Авачинскую губу...
Мы живем в такое время, когда читатели ждут от историков только чистую правду. Поэтому сразу же нужно сказать, что обе эти версии ничего общего с правдой не имеют. Первая версия возникла еще в конце 30-х годов XVIII века — девяносто лет спустя после плавания Семена Дежнева. Вторая версия родилась и того позже — во второй половине XIX века по вине историка-дилетанта А. С. Сгибнева. И ту, и другую версию опровергают документы XVII века. По ним видно, что Федот Алексеев Попов погиб от цинги недалеко от Анадырского лимана и на Камчатке вообще не бывал, а Михаил Стадухин весь 1656 год провел вблизи современного Магадана на реке Тауе и никогда полуостров Камчатка не огибал: с Анадыря на Охотское море он прошел посуху зимой 1650/51 года по замерзшей реке Пенжине. И хотя он первым из русских достиг северной части западного побережья полуострова и первым сообщил властям о его существовании ("Носа" между Пенжиной и Анадырем), сам в глубь полуострова Камчатка не ходил, да и само название "Камчатка" ему еще не было известно, так как оно возникло только в самом конце 50-х годов XVII века и до конца 90-х годов относилось только к полуостровной реке.
В глубь полуострова первые русские группы стали ходить лишь с 1658 года. В результате первых русских походов 1658–1662 годов на полуострове появились первые временные русские зимовья: около устья реки Лесной (на западном побережье), на реке Русаковке — на восточном побережье и, наконец, в верховьях реки Камчатки — около устья реки Никул, которую позже русские стали называть "Федотовщиной". Но пока нет никаких данных, что эти первые русские, жившие на Камчатке в те годы, смогли бы побывать и в районе Авачинской губы. Никаких плаваний вокруг южной оконечности полуострова тогда русские не совершали. Не смогли побывать в районе Авачинской губы и участники камчатских походов как Луки Семенова Мороско — в 1695–1696 годах, так и Владимира Владимировича Атласова — в 1697–1699 годах.
Впервые русские дошли до района Авачинской губы только в самом начале XVIII века.
Еще С. П. Крашенинников первым отметил, что в 1702–1703 годах приказной Тимофей Кобелев собирал "ясак по реке Камчатке, так и по Пенжинскому и Бобровому морю"*. Он же пояснял, что Бобровым морем казаки называли часть Восточного, то есть Берингова, моря "присуду Верхнего Камчатского острога". И дано это название было "по морским бобрам, которых там больше других мест промышляют". Под "бобрами" здесь имелись в виду каланы. Поэтому давно возникло предположение, что первыми в район Авачинской губы могли попасть люди из отряда Тимофея Кобелева. И лишь в 1957 году это предположение впервые подтвердилось. В богатейшем московском Центральном государственном архиве древних актов (ЦГАДА) удалось разыскать камчатскую ясачную книгу Тимофея Кобелева за 1702–1703 годы. В ней оказалась запись "Подле Камчатцкое море в Нос Курильской земли", в которой шли записи с реки с ительменским острожком "Шемяч". От этого названия река и стала именоваться русскими "Семячик". "Пятая" река тогда называлась ительменами "Кашеныч", и так как на ней жил "лутчий мужик" (то есть тойон) Налач, то русские стали называть ее Налачевой. "Шестая" река называлась ительменами "Налахтырь". Нетрудно понять, что это хорошо известная всем петропавловцам река Калахтырка. "Седьмая" река впадала в Авачинскую губу и тогда именовалась "Кугач", а соседняя "восьмая" — "Кугуч". Несомненно, здесь под одной из них подразумевалась река Авача. Напомним, что и позже казаки называли ее "Сугач". А участник Второй Камчатской экспедиции адъюнкт Академии наук Георг Стеллер утверждал, что в те времена ительмены называли Авачинскую губу — "Гшуабач", которое вполне могло в устах казаков превратиться в упрощенное "Кугач".
Как бы то ни было, теперь окончательно доказано, что люди Тимофея Кобелева действительно в 1703 году смогли первыми из русских побывать в Авачинской губе. Отсюда они позже нашли и новый путь к реке Большой — очевидно, по реке Аваче.
Но кто же конкретно из казаков смог тогда достичь Авачинской губы? И на этот вопрос удалось найти ответ в 60-х годах. В Ленинградском отделении Архива Академии наук СССР была обнаружена копия любопытного рассказа камчатских казаков Ивана Могилева, Родиона Преснецова и Терентия Смердова, записанного в Якутске 24 декабря 1707 года. Вот из него-то и стало известно, что "1703 году осенью" камчатский приказной сын боярский Тимофей Кобелев отправил казака Родиона Преснецова с 22 служилыми людьми в поход на Берингово море для сбора ясака. Поход оказался тяжелым. Запасы продовольствия были израсходованы. Пришлось питаться тем, что выбрасывало море: морской капустой, крабами, голотуриями, актиниями" — пока не начались морозы. Это-то и дает основание полагать, что первые русские побывали в Авачинской губе осенью 1703 года — в сентябре — октябре.
Так выяснилось, что русские открыли Авачинскую губу в том же году, когда несколькими месяцами ранее на Неве была основана новая русская столица — Санкт-Петербург, "Северная Пальмира", будущий город трех революций.
Тогда же, в 1703 году, здесь был собран первый ясак, то есть был сделан первый шаг для присоединения этой части Камчатки к России. До нас дошли даже имена первых ительменов, которые тогда приняли русское подданство, — Амшам, Медия, Мухпыря и другие.
Но в 1704–1705 годах обстановка на всем юге Камчатки серьезно обострилась. Камчатские айны, особенно в районе Курильского озера, стали оказывать русским большое сопротивление. В этой нелегкой борьбе погибло немало казаков и местных жителей. Это вызвало осложнение обстановки и в районе Авачинской губы. Местные жители — ительмены и айны — стали оказывать противодействие русским сборщикам ясака. Особенно трудным положение стало после того, как русским удалось уничтожить главный центр сопротивления — острожек айнов и ительменов на Курильском озере на островке. Местные жители, выбитые из острожка, отошли кто к югу, на первые Курильские острова, кто на восток, в район Авачинской губы.
Возвратившийся на Камчатку в качестве нового приказного Владимир Атласов решил сломить сопротивление авачинских жителей и окончательно подчинить их власти России.
В августе 1707 года Владимир Атласов "для усмирения изменников" отправил к Авачинской губе отряд казаков в 70 человек. Во главе отряда он поставил опытного казака Ивана Таратина. Этот нелегкий поход был достаточно подробно описан С. П. Крашенинниковым.
"Помянутые походчики, — писал ученый, — от самого Верхнего острогу до Авачи не имели никакого сопротивления; но как они близ Авачинской губы, что ныне гавань Петра и Павла, ночевать стали, то служивые камчадалов и камчадалы служивых усмотрели. А понеже изменников было в собрании сот с восемь, то уговорились они, чтоб служивых не бить, но по рукам разбирать и вязать, чего ради и каждый изменник по ремню при себе имели; такая была у них надежда на великое свое множество.
Следующего дня Таратин пошел к Авачинской губе, где изменичьи лодки и байдары стояли. Изменники между тем, скрывшись в лесу, по обе стороны дороги ожидали его прибытия, и, пропустя несколько передних, на самую середину напали, и бились со служивыми так долго, пока большая их часть легла на месте, а прочие принуждены были спасаться бегством. Служивых притом убито 6 человек да несколько ранено. Камчадалов взято в полон только три человека из лучших людей, из-за которых собрано с оставшихся изменников ясаку не более 10 соболей, 4 лисицы красных да 19 бобров морских (каланов). Однако тем оная страна совершенно не покорена, ибо до самого главного камчатского бунта, который учинился в 1731 году, тамошнее жители почти всегда в измене были. Оттуда походники возвратились в Верхней острог с ясачною казною и с помянутыми аманатами (заложниками. — Б. П.) ноября 27 дня 1707 году..."
Участники этого трудного похода во всех своих бедах обвинили Владимира Атласова: он-де не снабдил их достаточным оружием и дополнительными людьми, проявлял излишнюю опасную поспешность. Поэтому в декабре 1707 года на своем казачьем сходе они единодушно отрешили Атласова от командования. Так началось знаменитое восстание камчатских казаков 1707–1712 годов. Своим предводителем они избрали казака Данилу Анциферова. Уже в 1708 году они организовали новый поход на Авачу, но не смогли преодолеть сопротивление авачинцев.
В 1711 году восставшие казаки решили искупить свою вину за убийство трех камчатских приказных — Осипа Липина (Миронова), Петра Чирикова и Владимира Атласова — присоединением к России первых Курильских островов. Успех в этом предприятии вдохновил казаков на новый поход в район Авачинской губы. Но он закончился трагически. Сам предводитель восставших казаков Данила Анциферов повел 24 казака на Авачу. Было это в феврале 1712 года. Как пишет С. П. Крашенинников, авачинские ительмены "о том сведали" и сделали "крепкой и пространной балаган с потайными подъемными дверьми... ". Сюда они привели Анциферова и его спутников и обещали дать "богатой ясак", а ночью "сожгли их в помянутом балагане купно со своими аманатами". Восставшие казаки жестоко отомстили за гибель своих товарищей и добились главного: авачинские ительмены начали регулярно платить ясак русским.
В то время стал ведать сбором ясака знаменитый первооткрыватель Курильских островов Иван Петрович Козыревский. В Музее книги при Государственной библиотеке СССР им. В. И. Ленина сохранилось несколько его ясачных книг, сделанных из бересты. Там есть пометы и о сборе ясака с авачинских ительменов. На географическом чертеже Камчатки и Курильских островов, составленном И. П. Козыревским для Витуса Беринга в 1726 году, одна из надписей гласит: "В прошлом 715 году по сему (восточному) берегу и к Носу (к Лопатке. — Б. П.) вновь ясак брал и воинскими походами иноземцов на Аваче и на Муры-реке умирил и лучшаго князца авачинского Ликушку с товарищами в аманаты служилыми и промышленными людьми взял. И о том сборе свидетельствуют ясашные за моею рукою книги, которые писаны на бересте и обретаются в Якуцкой воеводской канцелярии". Именно они позже попали в Москву, а одна — в Ленинградскую библиотеку Академии наук СССР.
В том же 1715 году Козыревский решил вновь собрать ясак с тех обитателей Курильских островов, которых он смог подчинить России еще в 1713 году. Для этого из Авачинской губы Козыревский направил казака Федора Балдакова (Булдакова) "со служилыми в Камчадальский нос и ближайшие острова с Авачи морем в байдарах". Так впервые русским удалось морем обойти южную оконечность Камчатки. С тех пор русские иногда стали ходить в район Авачинской губы из Большерецка и по морю.
Во втором десятилетии XVIII века появились первые русские географические чертежи полуострова Камчатка, на которых изображалась то река Вавача, то Вавачинская губа. Возможно, на появление этого названия повлияло то, что северный входной мыс в Авачинскую губу ительмены именовали "Вауа". И все-таки Авачинская губа тогда была еще мало известна. Так, например, на карте Камчатки, составленной в 1721 году геодезистами И. Б. Евреиновым и Ф. Ф. Лужиным, дана река Авача, но без изображения Авачинской губы.
В 1724–1725 годах авачинские ительмены вновь восставали против казаков. С. П. Крашенинников пытался собрать на Камчатке сведения, как на этот раз камчатским казакам снова удалось сломить сопротивление авачинцев, но ему так и не довелось восстановить историю этих событий.
При освещении событий, происходивших в ту пору на юге Камчатки, ни в коем случае нельзя допустить одностороннего подхода к ним. Бесспорно, ительмены тогда боролись за свою независимость. Ради этого они проявляли порою истинный героизм. Но исторически они были обречены на поражение: никто тогда уже не мог воспрепятствовать установлению власти России над всем полуостровом. В этой борьбе казаки тоже иногда проявляли героизм. Но мы, тем не менее, не должны идеализировать их действия. Классики марксизма абсолютно правы, когда подчеркивали, что освоение новых земель "все, что угодно, но только не идиллия".
Особенно суровые формы эта борьба приобрела на юге Камчатки, потому что здесь среди казаков было немало людей трудной судьбы — ссыльных, испытавших на себе немалые муки и истязания при допросах. Поэтому они, в свою очередь, проявляли жестокость по отношению к местным жителям. Поскольку русские власти искренно стремились к скорейшему "замирению" Камчатки, установлению нормальных отношений с аборигенами, то от казаков постоянно требовали, чтобы они поступали "ласкою, а не жесточью". И так как эти рекомендации плохо действовали, то порою властям приходилось наказывать служилых за их жестокость: некоторых сажали в тюрьмы, пороли, поднимали на виске, а в особо возмутительных случаях виновных публично вешали.
Показательно, что позже, когда на Камчатку прибыли участники Второй Камчатской экспедиции, они — особенно Витус Беринг и Георг Стеллер — приняли непосредственное участие в борьбе против тех, кто совершал насилия над камчатскими ительменами.
Витус Беринг впервые узнал о существовании Авачи и ее губы по карте Камчадалии 1722 года, которая была по заказу Петра I напечатана нюрнбергским картографом И. Б. Гоманом. Эта карта в нескольких экземплярах была ему выдана перед началом его Первой Камчатской экспедиции. Более подробные сведения об этом районе он получил в Якутске от И. П. Козыревского, когда впервые познакомился с его географическим чертежом Камчатки и Курильских островов 1726 года. На этом чертеже были две надписи, имевшие отношение к Аваче.
Козыревский сообщал: "На Авачине и в губе в прошлом 707 году на Аваче и в других местах ясашных зборщиков Афонасья Поповцова с товарищи побили. А в 708 на вылазках и на приступах многих служилых людей под острогами своими побили ж. А в 712 году походных в феврале месяце Данила Анциферова с товарищи всех побили". Вторая же надпись сообщала, что авачинских аманатов русские содержат в Верхне-Камчатском острожке.
Беринг, уже находясь в Сибири, решил, что инструкция Петра I 1725 года обязывает его плыть на север в район Чукотского полуострова. Поэтому сперва его Авачинская губа не заинтересовала. Лишь на обратном пути 27–28 июня 1729 года беринговский бот "Св. Гавриил" проходил вблизи Авачинской губы, но в нее не заходил. Тем не менее на итоговых картах Первой Камчатской экспедиции Витуса Беринга изображение Авачинской губы было несколько уточнено. Несомненно, тут помог и опрос бывалых людей. Еще в сентябре 1727 года сын боярский Алексей Еремеев подробно рассказывал, как камчатские казаки на байдарах огибали мыс Лопатка и доходили до Авачинской губы. Еремеев писал: "А от Лопатки до Авачи реки байдарами грести 10 дней, а пешего ходу нет, для того что залегли губы и шерлопы и утесы великие... " Он же сообщил, что таким путем уже плавали камчатские казаки Андрей Воронин и Петр Горностаев. Позже, уже в 1729 году, до Беринга дошли известия, что в районе Авачинской губы иногда находили японские вещи — "железа, трости и бумагу".
Адмиралтейств-коллегия и Сенат обвинили Беринга в невыполнении инструкции Петра I: вместо того чтобы искать, "где Камчатская земля с Америкою сошлась", он-де поплыл на север "даже до ширины 67 градусов". Беринг пытался оспаривать это обвинение и вместе с тем предложил свои услуги для продолжения исследований на Тихом океане. Вот тогда-то Сенат и принял решение обратиться к молодой Академии наук с вопросом, каков должен быть маршрут новой экспедиции для точного исполнения инструкции Петра I Витусу Берингу.
Ответ на этот вопрос было поручено дать первому академическому географу Иосифу (Жозефу) Делилю. Именно для этого Делиль в 1732 году составил свою карту северной части Тихого океана, на которой на основании западноевропейских карт показал, как между собой соотносятся берега Камчатки и Северной Америки. В своем комментарии к карте Делиль и порекомендовал начать плавание к Америке на этот раз от южной оконечности Камчатки. Вот тогда-то впервые и возникла мысль, что новую базу экспедиции следует создать в Авачинской губе.
Этот план был одобрен Сенатом и Адмиралтейств-коллегией. Согласился с ним и Витус Беринг. Поэтому, прибыв в 1735 году в Якутск, он решил направить для изучения Авачинской губы опытного моряка Вилима Вальтона. Однако Мартин Шпанберг задержал Вальтона в Охотске для своих нужд. На этой почве между Берингом и Шпанбергом возник конфликт. Беринг даже пожаловался на самоуправство Шпанберга в Адмиралтейств-коллегию, но Шпанберг так и не отпустил Вальтона на Камчатку. Тогда Беринг в 1737 году в район Авачинской губы отправил опытного геодезиста Ивана Свистунова и штурмана Емельяна Родищева. Им довелось плыть на Камчатку на судне "Фортуна" вместе со Степаном Крашенинниковым, и они чуть было не погибли. Из Большерецка они поспешили зимой 1737/38 года отправиться на первый осмотр Авачинской губы с целью составления ее подробной карты. Они же на мысе Вауа (теперь — Маячном) смогли заложить самый первый русский маяк у входа в Авачинскую губу.
Живой интерес к району Авачинской губы проявлял и Степан Крашенинников. Еще от большерецкого жителя Петра Евлантьева он узнал о сильном там землетрясении, когда "между рекою Вилючиком и Авачинскою губою новую небольшую губу зделало". И сам Крашенинников по рассказу Евлантьева добавлял: "А то место, где ныне губа зделалась, было луговою, и ягод клюквы и шикши там было довольно, на нем стояли два балагана, в которых иноземцы корм клали, которые во время большой воды (цунами. — Б. П.) с землею унесло, и в бывших во оных балаганах двух иноземческих баб да одного парня утопило". Подробно расспрашивал Крашенинников жителей Большерецка и о сильном извержении Авачинской сопки.
Тогда же в конце 1737 года к Крашенинникову привезли с Авачи ительмена Тырылку. По его рассказам Крашенинников составил описание их "иноземческой" веры, а также праздников и свадеб.
Отправляя своего помощника солдата Степана Плишкина на юг, Крашенинников поручал ему собирать сведения также и о районе Авачинской губы. А в конце января 1738 года он и сам отправился на Авачу в надежде подняться на Авачинский вулкан. Но этот его замысел не осуществился. "Ради весьма глубоких снегов и частого кедровника на санках никакими мерами и на подножье горы въехать невозможно", — писал он. Ему удалось побывать в Паратунке, но доехать до Авачинской губы он не смог и вернулся назад в Большерецк.
